Накануне президентских выборов в Беларуси страна столкнулась с серьезными вызовами, и традиционные способы решения проблем, в том числе в белорусско-российских отношениях, не работают, заявил TUT.BY независимый аналитик Сергей Чалый.
-
Сергей Чалый Независимый аналитик
-
Ольга Лойко Главный редактор политико-экономического блока новостей
Полная версия беседы. Скачать аудио (111.92 МБ)
Дожить до 2025-го, пройдя долину слез
— Не хочется говорить о вещах преходящих вроде очередной нефтяной войны. Сейчас для нас вопрос: make or break. Продержимся ли мы, сможем ли дотянуть до 2025 года, где нам подвешена морковка — обещание общего энергетического рынка в рамках ЕАЭС. До этого — долина слез, — говорит Чалый.
В нынешнем режиме, с крайне ограниченными поставками российской нефти и при отсутствии поступления в бюджет экспортных пошлин за собственную нефть и нефтепродукты, — очевидно, нет. То есть нефть где-то придется найти, а выпадающие валютные доходы — это большая нагрузка на бюджет. Впрочем, зловещее слово «секвестр» от министра финансов Максима Ермоловича пока не прозвучало.
— Думаю, в этот год мы вошли с определенным запасом. Минфин сделал заявление о выпуске в первом квартале еврооблигаций на сумму до 1,5 млрд долларов. Понятно, что год-два так протянуть мы можем. Но яма усугубляется, потери увеличиваются, — предупреждает эксперт.
Более того, известно, что Россия долгосрочные обещания не всегда выполняет. Об этом, кстати, недавно напомнил президент, попеняв, что, «когда мы в 2011 году шли на продажу „Белтрансгаза“, была жесткая договоренность, что за пять лет мы выйдем на внутрироссийскую цену по газу». Россия цену для Беларуси повысила, а внутрироссийские так и остались на месте, обещанного сближения не случилось.
Пока, судя по словам и действиям Лукашенко и Минфина, говорить о перспективе можно на год-два, считает аналитик. А вот что будет дальше — не очень понятно. Ведь бюджетное правило находить не меньше четверти недолговых источников для выплат по внешнему долгу — шаг верный, но при условии наличия в бюджете доходов.
— Мы упираемся в вопрос: о чем будет следующий пятилетний срок. Главное событие года — президентские выборы. И уже очевидно, какие лозунги к этому готовят. Есть очень тревожные вещи. В интервью Венедиктову, отвечая на вопрос, будете ли вы выдвигаться и будете ли президентом после этих выборов, Лукашенко говорит: «Если меня выберут, я буду исполнять все договоренности по интеграции». Я понимаю, зачем он это говорит: никому не хочется получить выборы, как в 2010 году, когда не были решены вопросы с Россией. И обещание: «Не давите, я соглашусь на все, но после выборов», тоже выглядит довольно тревожно, — обращает внимание Сергей Чалый.
«Год-два так протянуть мы можем. Но яма усугубляется, потери увеличиваются».
Пока обе стороны идут на принцип. И белорусские планы, озвученные президентом, забрать две ветки «Дружбы» под реверсные поставки, откровенно повисают в воздухе — Польша усомнилась в технической целесообразности этого.
— Видно, что за Беларусь взялись всерьез. Начинаю соглашаться с той версией, которую я услышал у Александра Баунова на «Эхе Москвы», о том, что Путин и Медведев — не плохой и хороший полицейский. Думаю, Путину просто не очень комфортно разговаривать с Лукашенко. Версия Баунова — это была проверка Медведева, проверка версии с «прокладкой» между президентскими сроками Путина, проверка, способен ли он решать серьезные политические задачи. Справишься — прошел кастинг. (Беседа состоялась как раз накануне отставки Дмитрия Медведева с поста премьер-министра России. Впрочем, говорить о заметном ослаблении его роли, с учетом новой должности заместителя главы Совбеза, пока преждевременно).
А вот причину белорусской несговорчивости эксперт видит в отчаянности нашей ситуации. Ведь цена нефтяного вопроса при всей его принципиальности — всего 200 млн долларов в год, что несравнимо с суммой претензий в 700 млн долларов за несколько месяцев во время последнего газового кризиса в 2017 году.
— Подход наш в принципе правильный: одно дело — платить премию, когда тебе поставляют нефть с заметной разницей к экспортной цене. Когда разница резко уменьшается, смысла в самой премии нет. Но решать эти вопросы надо в спокойной обстановке, а не в условиях войны, — аргументирует он. — Запаса прочности у Беларуси мало. Его можно косвенно оценить по среднегодовому курсу доллара (рост доллара заложен на уровне до 20%). Это максимум, что мы можем выдержать.
Пятилетку потеряли. Можем повторить
Есть вопросы и к содержанию следующего пятилетнего президентского срока.
— В принципе это было понятно уже в 2015 году, а сейчас и вовсе очевидно. Что произошло в период с 2015 по 2020 год? Практически ничего. Пытались что-то делать с предприятиями-зомби, закончился пятилетний срок действия отсрочки по их долгам. И что мы видим? Очередное продление сроков, — отмечает Сергей Чалый.
Аналогично с крупными инвестпроектами в деревообработке, цементной и целлюлозно-бумажной отрасли, есть вопросы к заявленному как суперинновационный проекту БНБК.
— БНБК — классический пример алхимии. Когда в казне у монарха с деньгами плохо, начинаешь хвататься за идеи поля чудес — закопал три сольдо, выросло — дерево с золотыми. Это известный феномен gambler’s fallacy — исследование статистики ставок на скачках показывает непропорционально большое количество ставок на результаты с очень большой выплатой и малой вероятностью такого исхода. Обычно зависимость более или менее линейная, а потом она обрывается: за вероятностью ниже примерно 4% успеха люди уже не взвешивают шансы, они просто ослеплены возможностью крупного выигрыша. И в Беларуси сейчас легко пообещать что-то волшебное. Тем более если вложения — кредитные, а сделка сконструирована так, что выгоды получает частник, убытки — государство. Такой социализм для богатых, капитализм для бедных, — говорит аналитик. — Фактически мы уже имеем потерянное пятилетие. Измерить это можно, в частности, по пресловутым пятистам долларам средней зарплаты. Иметь еще пять таких же лет безвременья…
«Когда в казне у монарха с деньгами плохо, начинаешь хвататься за идеи поля чудес».
На недавней встрече с президиумом Совмина Лукашенко заявил: «Если кто-то хочет перемен, которые будут направлены на слом той политики, которая проводится, этого не будет. Будут выборы, будут альтернативные кандидаты, предложат слом старой системы и новые перемены — народ определится. Мы будем целенаправленно реализовывать те замыслы, которые есть. И перемены эти будут абсолютно спокойными, не революционными». Это, подчеркивает Чалый, классическое выступление Брежнева времен застоя.
Леонид Брежнев. Фото: Википедия
И тогда, в 80-е годы, эта эпоха не называлась застоем, она, как и у нас, звалась стабильностью.
— Думаю, мы стремительно приближаемся к тому, что историки в будущем так и будут говорить о нынешнем периоде.
При этом в 2015-м еще были какие-то иллюзии, что реформы возможны после выборов. Тогда сразу после победы Лукашенко заявил, что никаких реформ не обещал.
— Сейчас он делает такие заявления еще до выборов. Никаких сомнений, каким путем мы пойдем, не остается. Нам обещают продолжение нынешней политики, то есть топтание на месте, — аргументирует эксперт.
Чалый обратил внимание на два совещания у главы государства — по инвестиционным проектам, результатом которого стали указы об очередной поддержке проектов на «Камволе», в Светлогорске и Добруше. А до этого — очередное «выделение приоритетов». Если раньше речь шла о направлениях, где действительно можно что-то улучшить, где есть прогресс, то, обращаясь к новому составу парламента, Лукашенко обратил внимание на то, что экономическое развитие Беларуси будет базироваться на четырех опорах: «создание наилучших условий для привлечения инвестиций в нашу экономику, повышение производительности труда за счет стимулирования деловой активности, расширение внешней торговли через освоение новых экспортных рынков, кардинальное изменение ситуации в демографии».
«Лукашенко чувствует себя победителем: он не пошел ни на какие уступки, а все работает».
— Впервые мы называем в качестве опор четыре провальные вещи. Это и демография, где очевидный провал и от властей тут мало что зависит. Никакой материнский капитал от демографической ямы не спасает. С привлечением инвестиций все понятно, особенно после выступлений президента в Сербии и Австрии. С ужасом слушал как и там и там рефреном звучала мысль о том, что за демократия вам нужна. Мол, спросите инвесторов, которые к нам приходят, нужна ли им она… Мы помним, как успешному у нас «Штадлеру» навязывали весь «Белкоммунмаш» в нагрузку, какие проблемы были у немецкого инвестора дрожжевого завода. Лукашенко чувствует себя победителем: он не пошел ни на какие уступки, а все работает. Нет необходимости совершать работу над ошибками — он не видит ошибок. Мы их душили-душили, а они все равно к нам идут! Какие тут ошибки! — отмечает Сергей Чалый.
В Беларуси есть очевидные вопросы с улучшением деловой активности: вопрос диспропорционального вмешательства силовиков в экономику, возможно, немного потерял остроту, но остается в повестке. При этом бизнесмены, особенно чуткие к таким вопросам, уже уехали из страны.
С новыми экспортными рынками также все сложно.
— Внезапно выяснилось, что теория гравитации внешней торговли работает и практика доказывает, что самые большие объемы торговли — между странами-соседями и странами с наибольшими размерами экономики. И если в торговле с соседом все плохо, дальняя дуга не выручит, — подчеркивает аналитик.
Эпоха уходит. Миссия закончена
— Есть гипотеза о permanent damage, о том, что можно просто получить травму, она зарастет, и все в порядке, дальше человек живет обычной жизнью. А есть аналогия с ДТП — человека сбила машина, воздействие машины закончилось, но здоровее от этого человек не становится. Есть ощущение, что кризис 2014—2015 года сильно подорвал здоровье экономики, проявляющееся проседанием потенциальных темпов роста, которое все отмечают. Среди причин то, что тогда спасали госпредприятия, а частники были брошены на произвол судьбы в ситуации жесткой бюджетной политики, в итоге начали образовываться воронки бедности в регионах, пошел отток квалифицированных кадров, в том числе тех, кто обеспечивает главный вклад в человеческий капитал — работников образования и здравоохранения.
«Наметилась мысль, что „надо валить“, и мы не закроем существующий разрыв в доходах между соседями».
Чалый обращает внимание на то, что уезжают самые мобильные. К примеру, молодые врачи из Минска. Эти вакансии заполняют люди из регионов, а в регионах заполнить пустоту уже некем.
— В условиях рыночной экономики доходы врачей в такой ситуации бы выросли. При их квалификации они вполне могли бы быть «новыми айтишниками». Наметилась мысль о том, что «надо валить», и мы не закроем существующий разрыв в доходах между соседями, он будет расти.
Кстати, капитал более мобилен, чем рабочая сила, говорит эксперт, и мы уже сейчас видим, как он покидает страну.
— В итоге в последний год начинает формироваться консенсус в обществе: перспектив нет. На ближайшее обозримое будущее — нет. Этого пока не видно в потребительском поведении, но скоро станет очевидно. Еще год назад Нацбанк волновался за высокие темпы роста потребительского кредитования — такая была реакция людей на восстановительный рост, у них появилась надежда, что экономика будет расти, доходы будут расти. А если есть сознание, что роста не будет? Если президенту нечего даже пообещать? Если в 2015-м он ничего не обещал через фигуру умолчания, то сейчас об этом прямо говорит. В итоге стремительно рыночная экономика Сергея Николаевича Румаса превращается в саботаж Андрея Владимировича Кобякова, — считает Чалый.
«Эпоха уходит не тогда, когда уходит правитель, она заканчивается тогда, когда миссия, идея, с которой он приходил, с которой его выбирали, уже отсутствует».
— Революции происходят не тогда, когда все плохо, а когда есть резкий разрыв между трендом надежды и жестокой реальностью, когда все идет не так, как хотелось. Когда есть ощущение, что будет хуже и хуже обозримо долго, — говорит он. — Понятно, что у нас никакой революции не произойдет, хорошо связанный пациент в анестезии не нуждается, но люди могут голосовать ногами. Что и происходит.
В итоге, полагает эксперт, не будет ни того, кто создает рабочие места, ни того, кто должен на них работать.
— Дмитрий Быков на «Эхе Москвы» сказал это про Путина, но, думаю, то же самое можно сказать про Лукашенко. Эпоха ушла. А историческая эпоха уходит не тогда, когда уходит правитель, она заканчивается тогда, когда миссия, идея, с которой он приходил, с которой его выбирали, уже отсутствует. У Лукашенко было три главных посыла: Россия. Она будет нашим месторождением, мы будем добывать нефть в Кремле, плюс восстановим хозяйственные связи. Отсутствие расслоения общества — все более или менее равны, никто не покупает клубы и самолеты. И третье. Президент и только президент обладал двумя вещами — любовью народа (помните его слова чиновникам про то, что народ, мол, мягко говоря, не умирает от любви к вам) и умением добывать деньги, — говорит аналитик.
Сейчас с нефтью и связями — проблемы. Расслоение происходит и на уровне регионов, и в уровне доходов, и люди его видят. И деньги больше не находятся и не появляются.
Фото: Reuters
— Харизма пропала. Пропало везение, умение творить чудеса. Наоборот, переговоры идут, кажется, вполне спокойно, а президент взрывает ситуацию и мы имеем тот результат, который мы имеем сейчас. Мы наблюдаем конец эпохи. Ощущение того, что нет будущего, эпоха исчерпала свой месседж. Мы находимся в ситуации, когда надо менять содержание эпохи. А в нашей политической культуре это невозможно без смены носителя идеи. А смена носителя тоже невозможна — так уж у нас все устроено. В итоге нет позитивной перспективы, нельзя сказать, ради чего мы страдаем. Это не мой пессимизм, это пессимизм поколения. Что еще тут скажешь?
— Больше ничего. Все на выборы.
Источник: news.tut.by
